Цена на Лирика капсулы 300 мг Больцано
Зрелище это было жутко захватывающее. Что же касается неладов между отцом и бабушкой Иоганной, то хотя я и понимал, что отцу неприятно, когда я хожу к ней, и хотя я и уважал его больше кого бы то ни было на свете, но все же отказаться от частых посещений сиротского приюта было бы мне больно. Он был человеком знающим и любящим свой предмет, чутким учителем, по-человечески понимавшим психологию подростков. Ему всегда было противно наблюдать родителей, натаскивающих своих чад для показа: "Покажи, деточка, как хлопаешь в ладошки! Мой отец принципиально был против "милитаристических" игрушек. В Крушных горах мне довелось увидеть осенний праздник общества стрелков "Schutrenverein" , военнизированного общества немцев, одетых в зеленые мундиры, которое имело свои организации во всех селениях Судетов. Это был статный мужчина с лицом странно желтовато-коричневого цвета, с длинными, зачесанными назад, вороно-черными волосами и длинной, такого же цвета, ассирийской бородой, длинными желтыми ногтями. Правда, не было задачи, которую я бы не понимал, не знал, каким путем решить ее. Возможно, я принимал их за своеобразный шифр. Полутемно, в нижнем этаже окно выходит в сад, оно затенено каштанами, липами. Этот запрет вызвал прямо обратное действие. Судетские немцы уже тогда славились своим шовинизмом. Да, нас всех пугало и вместе с тем привлекало что-то загадочное в этом человеке. Это было мое первое самостоятельное путешествие поездом, причем шестичасовое с пересадкой поздним вечером.
Он сразу же присоединился к Октябрьской революции и вступил в коммунистическую партию. Кольман занимал многие ответственные и высокие посты в партийном и. В легендарной книге Джорджа Оруэлла «», на одной из начальных ее страниц, сформулированы три «партийных лозунга» тоталитарного государства, построенных.
Ошеломленный Феликс, не понимающий всего этого "чуда", сначала было попытался, когда убедился, что ответ сходится, пристать ко мне с расспросами. Подобрать более дешевые заменители и аналоги Лирика. Получал и замечания по поведению, за то, что я под партой решал свои задачки, а за мои подсказывания по математике меня наказывали. Имелись друзья, с которыми я довольно бегло разговаривал по древнееврейски. Собственно, были четыре темы, распределенные в шахматном порядке — еще одно средство против списывания. А так как я родился в конце года, в декабре, то мне разрешили начать посещать начальную школу даже раньше шести лет. Темно-карие глаза Мартички отличались глубиной и добротой, а длинные, особого оттенка черные косы она, по тогдашней моде, заплетала венчиками над ушами. Мне представлялось, что все они невероятно тупые, ограниченные и вздорные существа, которые только и знают, что вертеться перед зеркалом, наряжаться, флиртовать, а о другом, кроме как о погоде, разговаривать не умеют.
Но в 48 году, как и большинство дорогих мне вещей, пропал - его попросту украли либо чехословацкие работники госбезопасности, либо вселившийся в мою квартиру новый жилец. Учитель танцев, молодой человек во фраке, извивавшийся, как будто он каучуковый, заставлял нас постоянно повторять одно и то же: надо было выходить на середину зала по-одному - сначала "кавалеру", потом "даме" - и здесь каждый, под звуки музыки повторял несколько простых "па" польки, потом расшаркивался, и снова возвращался на свое место. Танцы, как и балет, я, увы, не понимаю. И когда один из моих приятелей, Норберт Адлер, сын сахарозаводчика, как-то изложил мне свои цинические взгляды на отношение к женщине, я, в ответ, тут же порвал с ним, приняв все это мальчишеское хвастовство всерьез. Учителя, да и мама, говорили: "Так вот, оказывается, ты мог отлично учиться, а просто не желал! После перерыва учитель танцев объяснил, что теперь каждый "кавалер" должен — и как именно — пригласить какую-нибудь "даму" танцевать с ним, и что будем танцевать польку. Феликсу математика давалась трудно. Я еле сдерживался, чтобы не разреветься. Она - вращающаяся в привычном кругу интересов о доме, семье, родне, театре, "обществе". Не носит очков, глаза ей не изменили. Уже в самые молодые годы его голоском восторгались, как и позднее его игрой на скрипке, песнями, сочиненными им самим, импровизациями и композициями. Мальчик Шубрт и я были однолетки и вместе поступили в первый класс начальной школы, которая стоит до сих пор такая же, какой я.
Потом, дома, отец попеременно то сердился но не на меня , то покатывался со смеху, а мама всхлипывала. Самыми ненавистными были для меня вплоть ло "кварты", четвертого класса, где преподаватель сменился, география и история. Повод к неприятностям давала и моя рассеянность, невнимательность к тому, что происходило во время уроков. Это край "письмаков", чешских братьев, остатков гуситов. Я уверен, что мемуары вызовут заслуженное внимание русских читателей как в СССР, так и за границей, и что политическое завещание Кольмана, сформулированное им в конце долгой и бурной жизни, не останется незамеченным.
Да, нас всех пугало и вместе с тем привлекало что-то загадочное в этом человеке. С Шубртом мы играли в индейцев, а позже в буров. В связи с какими-то неудачами с ценными бумагами или с крахом банка, где они хранились, дома перепродавались, менялись, и, наконец, переходили в другие руки. Мой отец ратовал за идею "Чешскому ребенку место в чешской школе". На горной поляне, возле бойко торговавшего ресторанчика, воздвигнули шест, высотой в рослую сосну, на вершине которого было прикреплено яблоко, и оттуда же свисали длинные черные, белые и красные ленты - пангерманские цвета. Дом на Шумавской улице, в результате все более нисходящих трансакций с ценными бумагами, был последним "нашим". Мальчик Шубрт и я были однолетки и вместе поступили в первый класс начальной школы, которая стоит до сих пор такая же, какой я.
На горной поляне, возле бойко торговавшего ресторанчика, воздвигнули шест, высотой в рослую сосну, на вершине которого было прикреплено яблоко, и оттуда же свисали длинные черные, белые и красные ленты - пангерманские цвета. Все это сильно волновало отца. Рядом сидит няня, огромная, в огромной комнате, она не то вяжет, не то чинит чулки, не то рассказывает сказку, не то поет:. И вот, однажды, случайно заговорив с мальчишкой по фамилии Копецкий вполне открыто об этом, я натолкнулся на смехотворно нелепые представления, - какую-то смесь "аиста" и чего-то теперь уже позабытого, грязного, отталкивающего. Но вскоре на меня находило какое-то оцепенение, начинало звенеть в ушах, я пугался, когда большие стоячие маятниковые часы отбивали свои мелодичные удары, и насилу, чтобы не потерять сознания, выбирался из этого заколдованного царства, куда, однако, через несколько дней меня снова тянуло. Почему это он бывает вечером, в "черный часочек" в сумерках , когда, хотя уже стемнело, нарочно не зажигают свет, так печален, поет всегда грустные песни и играет еще более грустные мелодии? Но для занятий требовалось много времени - оно шло за счет подготовки к урокам. Зрелище это было жутко захватывающее. Макса Брода и целое поколение пражской германской литературы. Ему всегда было противно наблюдать родителей, натаскивающих своих чад для показа: "Покажи, деточка, как хлопаешь в ладошки! С другой стороны, хотя отец на практике не отличался терпимостью, в теории он проповедовал ее. Всякий раз, когда мне приходится выступать, все равно, с докладом или с лекцией, пусть в энный раз на ту же тему, я вновь и вновь горячусь, волнуюсь Сама мама усадит меня на высокий стул, завяжет на мне большой фартук, и вместе с ней я наблюдаю за всей этой церемонией. Ведь это было чешское общество, а она вращалась исключительно в еврейско-немецком.
Бабушка не живет с нами, мы с мамой пришли к ней в гости. После этого он зашел к бабушке, рассказал ей все, и они оповестили письмом отца. Вероятно, это смутное чувство содействовало тому, что я - как я расскажу в дальнейшем - "переметнулся" от отцовского чешского национализма к еврейскому, так сказать, на сторону матери. Ведь нетерпеливость была всегда и осталась и ныне одним не единственным, конечно моим большим недостатком. Как она интересно рассказывает, разговаривает со мной, как с равным, не сюсюкает, как это делают почти все взрослые с детьми. Больше всего смеялись после того, как осушили рюмочку-другую вина, господа профессора. Он обладал буйной фантазией и влечением к мистике, выдумывал самые причудливые сказки, истории, похождения с привидениями.
В состоянии аффекта я мог наговорить черт знает что, накричать, навредить себе, а потом, охладев, жалеть об этом. Разумеется, что австрийская полиция закрывала глаза на эти бесчинства. Купить Лирика в интернет-аптеке в Москве по низкой цене. У него, чуть ли не рядом с его австрийским официальным мундиром почтового ведомства, висел в шкафу длинный сюртук со шнурами вместо пуговиц - старое чешское патриотическое одеяние. И эта ее улыбка еще больше раздражает отца. Бабушка, хотя ей далеко за шестьдесят, не перестает заниматься плетением кружев на пяльцах, конечно, ради собственного удовольствия. Я мал ростом, голова перевешивает, то и дело падаю и набиваю шишки на лбу. Кроме того, он считал, - а тогда в самом деле в начавшей быстро развиваться чешской промышленности был большой недостаток инженерно-технических сил, - что как инженер я легко смогу найти хорошую работу, стать "независимым", то есть не буду принужден есть хлеб "блестящей нужды" государственного чиновника.
Пять лет учился я в начальной школе, и пять этих лет были сплошной мукой по арифметике, и сплошным праздником по родному языку. Чехии и во всей восточной, средней и западной Европе. Бабушка - мать моей матери - грузная, дородная. Там я сочинял чешские стихи, и немецкие в прозе, своего рода подражания Бодлеру. Играл он чудную древнееврейскую мелодию Кол Нидрей. Сама эта тайна доставляла мне наслаждение, она была своего рода игрой. В отце мать могла полюбить его нестандартную внешность, и то, что он вообще не был похож на тех холеных молодых людей, с которыми ей до тех пор проходилось знакомиться. Кольман начал писать свои мемуары в Москве, в г.
Она взяла на себя обязанность надзора над сиротским приютом для девочек, который это общество содержало, была его заведующей. Самыми чудными были прогулки ночью, по вершинам гор, при свете луны, переходы через перевалы. Но эти его расчеты были опрокинуты жизнью: я не пошел по намеченному отцом пути, и условия рынка труда стали совсем не те - так же как и мой отец, рассуждали в то время тысячи других родителей, и через пять-шесть лет появился в Чехии излишек безработных инженеров всех специальностей. А после смерти отца в году нам пришлось переехать в Вршовице, в трехкомнатную квартиру, в более скромный район города. Они развивались от опасных к безопасным и электрическим, и мы настолько привыкли к последним, что, кажется, будто других никогда и не бывало. И начиная с пятого класса в моих школьных занятиях наступила резкая перемена, я стал внимателен в школе, что оказалось достаточным, чтобы сразу перескочить на место второго ученика, всего за одно полугодие.
Интересующийся всем - наукой, политикой, искусством. А я без спросу вскакиваю со своего места и перебиваю его: "Господин профессор, это можно сделать проще! Бабушка была членом еврейского благотворительного общества. Одна комната в этой квартире была парадной гостинной. Я стал пропадать из дому, подкарауливал издали Густль. У нее эта улыбка - признак величайшего волнения, смущения, а иногда и душевной боли. Сначала мы заучивали "малую", до 9 х 10 а потом "большую", до 9 х , А я противился этой зубрежке. Но в то время как мама помогает своими советами, я "помогаю" тем, что выскабливаю нарочно с излишком оставленные пенки - остатки себе в рот. А после смерти отца в году нам пришлось переехать в Вршовице, в трехкомнатную квартиру, в более скромный район города. В Стокгольме Кольман написал свое открытое письмо Брежневу, где сообщает о своем выходе из КПСС, членом которой он состоял в течение 58 лет.
Но не прошло и пяти лет, а он уже в столице, продвигаясь по чиновничьим рангам все выше, настойчиво сдавал один экзамен за другим. Меня послали за ней. И тут же простая потрепанная штатская одежда, та, которую он надевает в настоящие свои праздники, когда превращается в туриста, с рюкзаком за плечами и суковатой палкой в руке вспоминает свою молодость. Значит, я провалился, что скажут дома, что будет со мной, что я буду вообще делать? Мой отец посещал какой-то патриотический клуб. Раз мы столь резко расходимся во взглядах, то я не желал чувствовать себя зависимым от него.
Совсем непохожая ни на пасмурный католический костел, ни на такую же мрачную старинную синагогу, каких в Праге было несколько, в том числе и древнейшая в Европе "старо-новая", а также ни на трезвую, казарменную евангелическую молельню. Первое время с моей стороны была даже затаенная вражда к нему. Кроме сына Феликса, о котором речь будет впереди, у них была дочь постарше, Клара, некрасивая, сентиментальная старая дева, работавшая где-то конторщицей, и непрерывно читавшая слезливые немецкие романы. Инструкция по применению, отзывы, фото, аналоги препарата. Доктор философии Карлова университета, Кольман был мобилизован в австро-венгерскую армию, и в г. Мальчик Шубрт и я были однолетки и вместе поступили в первый класс начальной школы, которая стоит до сих пор такая же, какой я. Мартичку я ходил провожать и, конечно, заходил за ней. В то время мы зачитывались всяким вздором о белой и черной магии, но также о гипнотизме и самовнушении. Сама мама усадит меня на высокий стул, завяжет на мне большой фартук, и вместе с ней я наблюдаю за всей этой церемонией. А отец? Отец занимался со мной, учил, воспитывал.
Правда, эта простота отношений к половому вопросу заключала для меня и неудобство. Чехии и во всей восточной, средней и западной Европе. Танцы, как и балет, я, увы, не понимаю. Не имея средств, он жил общественной благотворительностью, обедал то у одного, то у другого энтузиаста нарождавшейся молодой чешской буржуазии, его увлекало это течение, возрождение чешского народа, чешского языка, борьба с австрийским абсолютизмом. В связи с этой вспышкой антисемитизма, отец любил цитировать слова поэта Яна Коллара: "Тот, кто в оковы сажает рабов - сам раб". Он был на два года моложе меня, но наша дружба была самой крепкой, как равного с равным. Атмосфера в приюте была не ахти как здорова. У отца была привычка говорить очень отчетливо и громче, чем обычно говорят люди — это осталось у него от учительствования. Это край "письмаков", чешских братьев, остатков гуситов. Я стал еврейским националистом. Ведь путешествовать всегда было моей мечтой и страстью. Меня послали за ней.
Эта часть составлена из отдельных ¾зарисовок¿ — в основном это общеизвестные истории, легенды и факты, большинство из которых можно найти в нескольких. Основу книги составляют письма из эпистолярной части архива княгини Марии Павловны Абамелек Лазаревой, урожденной Де мидовой княжны Сан Донато.
А сам купил мне учебники и задачники — алгебры, планиметрии, стереометрии, тригонометрии, начертательной геометрии для высших классов, и повел меня в виноградский "Народный дом", где записал в публичную библиотеку, с правом брать книги на дом. На горной поляне, возле бойко торговавшего ресторанчика, воздвигнули шест, высотой в рослую сосну, на вершине которого было прикреплено яблоко, и оттуда же свисали длинные черные, белые и красные ленты - пангерманские цвета. А в году, в России, такое же клеветническое обвинение в ритуальном убийстве создало "дело Бейлиса" - судебный процесс, организованный царским правительством, сопровождавшийся погромами, против которого выступили Горький, Короленко и другие. А со следующей осени Густль отвезли во французский пансионат, в Лозанну. Это было мое первое "политическое" выступление и начало все более усиливавшегося расхождения с отцом, начало моего еврейско-национа-листического увлечения. Между прочим, это свойство "роковой" влюбчивости с первого взгляда передалось и мне "по генам", и оно несомненно стимулировалось еще и тем, что я в детстве бывал столько в среде девочек в сиротском приюте.
Мы несколько раз переезжали, все в тех же Виноградах. И бабушка не подсказывает, она приговаривает: "Нужно иметь терпение и быть внимательным. В этом они убеждались, когда я выдавал себя, внезапно вставляя в их разговор какое-нибудь словечко. Но, ведь,. Но вот "он" берет второй список, очень короткий, и заявляет, что такие-то останутся еще для дополнительного устного экзамена по чешскому языку, а такие-то по арифметике. Ничего, повозись, повозись, Арноштек, постепенно научишься". Считается, что наблюдение ведется из выходящих в сад окон.
Цена на Лирика капсулы 300 мг Больцано Ничего, повозись, повозись, Арноштек, постепенно научишься". Вскоре наступило рождество, двухнедельные каникулы, и я поехал домой в Каменицу, с аттестатом, хотя и не ахти каким блестящим, но все же переведенный на второй семестр. Но из этого не следует, будто я относился безразлично к музыке и пению. Я должен был обещать, что о том, как родятся дети я больше ни с кем не стану говорить. Все только так, чтобы как-нибудь вытянуть и не провалиться. Споры между мной и отцом становились все чаще и все острее. Уже при моей жизни - а я родился на второй или третий год после брака родителей - мой отец принял участие в конкурсе по случаю открытия в мировом курорте Карлсбаде Карловых Варах нового здания почтамта, куда требовались чиновники со специальными "международными" знаниями, со знанием языков, международных почтовых конвенций, и т.
А фрейлейн Поллак знала только "кухонный" чешский язык. Вообще же я постепенно стал вроде как бы помощником Крупского, а под конец мы вели наш журнал вдвоем. Он не был привычен к вечеринкам, а поэтому вел себя не манерно, как было принято, а непринужденно просто. Наконец, отец кое-как разъяснил мне, в чем дело и "утешил" сообщением, что меня чуть было из школы не выгнали. Это особенность реформированного культа, подражающего христианскому. Феликс учился в гуманитарной восьмиклассной гимназии. Название его было оригинально, он назывался "Без названия". Еврея-бедняка Гильзнера ложно обвинили в убийстве христианского мальчика, причем, якобы, для получения крови в мацу. После ряда сцен и скандалов, мама принудила меня надеть сорочку с накрахмаленной манишкой и такими же манжетами и стоячим твердым воротничком, режущим горло. Оно очень выручало меня в тяжелые времена, особенно трехкратного тюремного одиночества. Возможно, что они как-то приобщили меня к математике, к стереометрии, но уж никак не научили терпению. В то же время он был очень вспыльчив, и мог, сильно рассердившись, выйти из себя, однако, вскоре остывал, и во всяком случае не был злопамятен.
Однако наибольший интерес и удовлетворение вызывали у меня уроки нашего классного руководителя профессора Апльта. Мы с отцом, как только выдавалось в течение года свободное время и благоприятная погода, отправлялись на лоно природы. Не знаю точно, сколько мне было лет - четыре или. Я увертывался, отшучивался, но все это лишь усиливало во мне дух противоречия. В раннем детстве я часто только казался играющим, в действительности же я прислушивался к разговорам взрослых. Но больше всего любил я сад, тенистый, пахнувший липами и каштанами, с беседкой - в нем чувствовал я себя свободней.
Летом, как всегда, я приехал домой на каникулы, в Чешскую Ка-меницу. Но, разумеется, я все равно из любопытства настоял. Брезгливость, отвращение к ним и ко всему показному, к размалеванным личинам и вызывающим нарядам, привилось мне рано со слов отца. После прочтения первой главы учебника, я принялся за задачник. Возможно, я принимал их за своеобразный шифр. Это была присущая в переходном возрасте многим подросткам отчужденность, стимулируемая, вдобавок, раздельным обучением в школе. Все это сильно волновало отца. Наплывает другая картина. Она тогда и не умела как следует говорить на языке "кухарок и дворников", каким чешский язык считали тогда немцы. Я вспоминаю об этом потому, что большую любовь к воде, - к пруду, озеру, реке, и особенно к морю - я пронес с собой через всю мою жизнь.
А еще сильнее действовали стихи Морриса Розенфельда, этого певца американского еврейского гетто, стихи не только националистические, но и социальные, если не сказать социалистические. Позже мы ездили в горы, в Чешско-саксонскую Швейцарию, на границу Чехии с Германией, в местность, заселенную преимущественно немцами. Первоначальная русская версия насчитывала более страниц. Нечего и говорить, что это были просто канализационные, водо- или газопроводные трубы, где, во время "боя", мы стремились устраивать засады или укрытия. Помню только, что я поступил в нее в нарушение закона, в сентябре, хотя шесть лет мне исполнилось лишь в декабре. Прежде чем возмущенный Феликс успел вставить слово, я соскочил с постели как был в одной ночной рубашке, бросился к столу, заглянул в его тетрадь, схватил карандаш, написал нужную пару уравнений, и тут же и те несколько строк, требуемых для их решения, и не проронив ни слова вернулся обратно в свою постель. И много нужно было бумаги - я исписывал все школьные тетради. Переход от чешского национализма к еврейскому свершился во мне с необычной легкостью. Прямой противоположностью большой парадной, гостиной, была кухня. Но две недели пролетели чересчур быстро. Помню первые электрические трамваи, первые автомобили спортсменов и богачей, когда все ездили на извозчиках. Сказалась разница общественного положения родителей — капиталиста и чиновника, равно как и национализм, антисемитизм - чистокровные арийцы-немцы и "полукровка", не то чех, не то еврей. Но на сторону моей матери стала ее мать - моя бабушка Иоганна - уломавшая своего мужа фабриканта-кондитера дать волю единственной дочери. Карьера моего отца этим браком косвенно выиграла: он увеличил свое рвение и успешно карабкался вверх по иерархической лестнице. Для моего отца не только "Вена" и "Рим" были одинаково ненавистны, но и всякую религиозную веру он считал.
Она ни минуты не сидит без дела. И он играл, и мать и отец "нашли друг друга". И в то же время в моем воображении "женщина" как таковая была высшим существом, как это описывалось в романах рыцарских времен. Сколько стоит Лирику Панама Как купить закладку. Нечего и говорить, что это были просто канализационные, водо- или газопроводные трубы, где, во время "боя", мы стремились устраивать засады или укрытия. Вообще же я постепенно стал вроде как бы помощником Крупского, а под конец мы вели наш журнал вдвоем. В классе, где чуть ли не у каждого школьника имелось свое прозвище, меня прозвали "Архимед". Их я прочитал впервые не в оригинале по-идыш, а в чешском переводе Ярослава Врхлиц-кого. Разумеется, что этим все не кончалось. Внимание, уделявшееся мне отцом, быстро развивало мои способности.
Я сел на кровати и заявил спокойно и неожиданно для Феликса, полагавшего, что я уже сплю: "Я умею решать такие задачки". Но я остановлюсь здесь лишь на дружбе с Крупским, так как именно она была прочна и своеобразна. В Чехии общепринятыми были тогда телесные, попросту битье. В приюте было свыше 60 девочек, от 6 до 18 лет. Я стал еврейским националистом. А ведь было так: в приют принимались еврейские сиротки, безразлично с чешским или немецким языком, но поступали отсюда все без исключения в немецкие школы.
Я начал жадно читать учебник, написанный деревянным языком старой школы, однако, по-видимому, учебник был тем не менее вовсе не плох, ведь мне почему-то все показалось простым, понятным, и я не понимал только одного, почему тому же Феликсу алгебра кажется трудной. Ведь это было чешское общество, а она вращалась исключительно в еврейско-немецком. Она очень любит меня, называет "маленьким философом". Несмотря на настойчивые советы учителя, на его указания, что у меня полностью отсутствует склонность к математике, так как я ухитрился путаться в таблице умножения, что нет дарования к рисованию, а значит и к черчению, но зато имеются способности к чешскому языку, к свободному изложению, к стихотворной форме, и что не следует посылать меня в реальное училище, где я несомненно провалюсь, а в классическую гимназию, окончив которую я смогу стать не то писателем, не то адвокатом я лучше всех в классе декламировал - отец не послушался этих советов. В то время я уже начал зарабатывать, давая за плату уроки на дому по математике нескольким плохо успевающим или же готовящимся к "матуритс" - выпускным экзаменам - ученикам средней школы, сыновьям зажиточных родителей. А здесь хор женский, поют хористки нееврейки, из городского театра, а соло поет известная певица-христианка. Арабский шрифт, китайские иероглифы, обе слоговые японские азбуки - катакана и хирагана - индийские деванагари и бенгали, древне-германские руны, армянский, грузинский, монгольский шрифты, и, конечно, древнеегипетские иероглифы, гератическое и демотическое письмо, как и пиктограммы американских индейцев, - все это меня чрезвычайно занимало. В этих играх на ближайшем пустыре большая роль в нашем воображении принадлежала "катакомбам", подземным ходам, будто бы ведущим отсюда, с Виноградского холма, не то на Вышеград или Жижков, не то даже - под руслом реки Влтавы — на Градчаны. Зрителями были: мои брат и сестра, родители. Кроме того, он считал, - а тогда в самом деле в начавшей быстро развиваться чешской промышленности был большой недостаток инженерно-технических сил, - что как инженер я легко смогу найти хорошую работу, стать "независимым", то есть не буду принужден есть хлеб "блестящей нужды" государственного чиновника. Думаю, что они руководствовались тем, что отсюда было рукой подать до сиротского приюта, к бабушке, и тем, что в этой семье был сын Феликс, старше меня на четыре года, примерный во всех отношениях парень, и, наконец, тем, что для бедной семьи плата за содержание нахлебника представляла значительное подспорье. Мне было тогда меньше шести, то есть меньше школьного возраста. Он хотел, чтобы я стал инженером - электроинженером, "Техника — это будущее!]
Но мне чаще всего перепадали просто сорвавшиеся в гневе шлепки, редко подзатыльники или пощечины, а уж в виде исключения как наказание за большой проступок, систематические удары этой злополучной тростью по мягкой части. Несмотря на настойчивые советы учителя, на его указания, что у меня полностью отсутствует склонность к математике, так как я ухитрился путаться в таблице умножения, что нет дарования к рисованию, а значит и к черчению, но зато имеются способности к чешскому языку, к свободному изложению, к стихотворной форме, и что не следует посылать меня в реальное училище, где я несомненно провалюсь, а в классическую гимназию, окончив которую я смогу стать не то писателем, не то адвокатом я лучше всех в классе декламировал - отец не послушался этих советов. Ему дали в маленьком городке место низшего, нищенски оплачиваемого чиновника, нечто вроде приемщика почты. Как я обрадовался! Йиржик объяснял их, конечно, магической силой мысли. Это край "письмаков", чешских братьев, остатков гуситов. Вторая, но уже не для кукол, была серьезная, на тему о подвиге библейской Эсфири. Если мои успехи в школе были всегда неважны, то мой кругозор за эти годы значительно расширился.
